равновесие, сказал Гренгуар. -- А как вы зарабатываете на жизнь? -- Время от времени я еще сочиняю эпопеи и трагедии, но всего прибыльнее мое ремесло, которое вам известно, учитель: я ношу в зубах пирамиды из стульев. -- Грубое ремесло для философа. -- В нем опять-таки все построено на равновесии, -- сказал Гренгуар. Когда человеком владеет одна мысль, он находит ее во всем. -- Мне это знакомо, -- молвил архидьякон. Помолчав немного, он продолжал: -- Тем не менее у вас довольно жалкий вид. -- Жалкий -- да, но не несчастный! В эту минуту послышался звонкий цокот копыт. Собеседники увидели в конце улицы королевских стрелков с офицером во главе, проскакавших с поднятыми вверх пиками. -- Что вы так пристально глядите на этого офицера? -- спросил Гренгуар архидьякона. -- Мне кажется, я его знаю. -- А как его зовут? -- По-моему, его зовут Феб де Шатопер, -- ответил архидьякон. -- Феб! Редкое имя! Есть еще другой Феб, граф де Фуа. Я знавал одну девушку, которая клялась всегда именем Феба. -- Пойдемте, -- сказал священник. -- Мне надо вам кое-что сказать. Со времени появления отряда в священнике, под его маской ледяного спокойствия, стало ощущаться волнение. Он двинулся вперед. Гренгуар последовал за ним по привычке повиноваться ему; впрочем, все, кто приходил в соприкосновение с этим властным человеком, подчинялись его воле. Они молча дошли до улицы Бернардинцев, довольно пустынной. Тут отец Клод остановился. -- Что вы хотели мне сказать, учитель? -- спросил Гренгуар. -- Вы не находите, -- раздумчиво заговорил архидьякон, -- что одежда всадников, которых мы только что видели, гораздо красивее и вашей и моей? Гренгуар отрицательно покачал головой. -- Ей-богу, я предпочитаю мой желто-красный кафтан этой чешуе из железа и стали! Нечего сказать, удовольствие -- производить на ходу такой шум, словно скобяные ряды во время землетрясения! -- И вы, Гренгуар, никогда не завидовали этим красавчикам в доспехах? -- Завидовать! Но чему же, ваше высокопреподобие? Их силе, их вооружению, их дисциплине? Философия и независимость в рубище стоят большего. Я предпочитаю быть головкой мухи, чем хвостом льва! -- Странно! -- все так же задумчиво промолвил священник. -- А все же нарядный мундир -- очень красивая вещь. Гренгуар, видя, что архидьякон задумался, пошел полюбоваться порталом одного из соседних домов. Вернувшись, он всплеснул руками: -- Если бы вы не были так поглощены красивыми мундирами военных, ваше высокопреподобие, то я попросил бы вас пойти взглянуть на эту дверь, сказал он. -- Я всегда утверждал, что лучше входной двери дома сэра Обри нет на всем свете. -- Пьер Гренгуар! Куда вы девали цыганочку-плясунью? -- спросил архидьякон. -- Эсмеральду? Как вы круто меняете тему беседы! -- Кажется, она была вашей женой? -- Да, нас повенчали разбитой кружкой на четыре года. Кстати, -- добавил Гренгуар, не без лукавства глядя на архидьякона, -- вы все еще помните о ней? -- А вы о ней больше не думаете? -- Изредка. У меня так много дел!.. А какая хорошенькая была у нее козочка! -- Кажется, цыганка спасла вам жизнь? -- Да, черт возьми, это правда! -- Что же с ней сталось? Что вы с ней сделали? -- Право, не знаю. Кажется, ее повесили. -- Вы думаете? -- Уверен. Когда я увидел, что дело пахнет виселицей, я вышел из игры. -- И это все, что вы знаете? -- Постойте! Мне говорили, что она укрылась в Соборе Парижской Богоматери и что там она в безопасности. Я очень этому рад, но до сих пор не могу узнать, спаслась ли козочка. Вот все, что я знаю. -- Я сообщу вам больше! -- воскликнул Клод, и его голос, до сей поры тихий, неторопливый, почти глухой, вдруг сделался громким. -- Она действительно нашла убежище в Соборе Богоматери, но через три дня правосудие заберет ее оттуда, и она будет повешена на Гревской площади. Уже есть постановление судебной палаты. -- Досадно! -- сказал Гренгуар. В мгновение ока к священнику вернулось его холодное спокойствие. -- А какому дьяволу, -- заговорил поэт, -- вздумалось добиваться ее вторичного ареста? Разве нельзя было оставить в покое суд? Кому какой ущерб от того, что несчастная девушка приютилась под арками Собора Богоматери, рядом с гнездами ласточек? -- Есть на свете такие демоны, -- ответил архидьякон. -- Дело скверное, -- заметил Гренгуар. Архидьякон, помолчав, спросил: -- Итак, она спасла вам жизнь? -- Да, у моих друзей-бродяг. Еще немножко, и меня бы повесили. Теперь они жалели бы об этом. -- Вы не желаете ей помочь? -- Я бы с удовольствием ей помог, отец Клод. А вдруг я впутаюсь в скверную историю? -- Что за важность! -- Как что за важность?! Хорошо вам так рассуждать, учитель, |